По правде жизни…

На обложке новой этой книги – натюрморт более чем  своеобразный. Пистолет в кобуре, кобура на ремне. Наручники. Такой, вот, себе джентльменский набор. И сказано: «В.И. Трапезников. Записки старого опера». Попробуйте – не раскрыть это издание! Имя автора издавна известно нескольким поколениям воинов правопорядка и вообще  хорошим читателям –  не первая книга Владимира Ильича. Как говорится, дай, Бог, не последняя. А предисловие к ней принадлежит перу доктора юридических наук, профессора,  А.Ф. Долженкова. Со свойственной ему зоркой аналитичностью, Александр Фёдорович в кратком эпилоге подметил главное  – реализм повествования в самом хорошем и точном смысле этого слова. Чего греха таить, газетных, книжных, журнальных, кино- и телеэкранных детективов у нас более чем хватает. По-своему счастлив читатель-обыватель –  далёкий от полицейской «кухни», не замечая во  многих произведениях этого популярного жанра, некомпетентность,  наивность, а нередко – ляпов абсурда. Страницы книг В.И. Трапезникова, что совершенно очевидно, не надуманы, срисованы с натуры и главное, крепко познавшим суть дела не по чтению и просмотру детективов, а по собственной жизни, посвященной этой профессии.

Следует заметить, автор – что само собой разумеется, – вовсе не советовался с редакцией журнала, давая оценку тем или иным прототипам героев этих повествований. Долгие-долгие и разные годы службы в специфическом этом департаменте по-разному и складывали служебные и личные отношения с коллегами. Иногда случалось, и встречный становился поперечным. Но в данном изложении вы встречаетесь с точкой зрения автора, с его восприятием всего сущего. Не исключено, у кого-то возникнут и возражения против той или иной авторской трактовки разных действующих  лиц, их сообществ и событий. Но это уж – как водится…

Приглашаем нашего читателя поучаствовать  в беседе с гостем редакции, полковником милиции, писателем Владимиром Ильичём Трапезниковым.

– Как говорится, в нашем полку прибыло. Новая книга. И как будто она не совсем новая, однако ж свеженькая, пахнет типографией. Посвящена она…

– Главным образом, полицейским и будущим полицейским.

– Ну, не возбраняется читать её и гражданским лицам?

– Конечно. В конце концов, защита Закона и Права, защита граждан от преступных посягательств, прямо или косвенно касается всех. К сожалению, нередко – очень даже именно прямо и непосредственно.

– Что ждет читателя при встрече с этой книжкой? Наша с Вами встреча и беседа – это ещё и своего рода анонс новой книги.

– Да узнает читатель, выйдет трилогия – сибирский цикл, одесский цикл и финальный, заключительный. Сибирский цикл –  о том, как я вступал в должность опера, когда окончил школу милиции и уехал на работу в Сибирь. Это тяжелый был период…  впрочем, пересказывать едва ли стоит, читатель сам во всём разберётся.

– Всё же сориентируем читателя предварительно. Два слова: какие годы?

– Это был 1975-1977 гг., Одесса и Сибирь.

– Ну, в холодных краях всегда было не просто непросто?

– Было достаточно «весело». Вторая часть посвящается моему уже возвращению сюда, на Юго-запад. Работал в Одессе, в Белгород-днестровском…

– Еще один момент: у читателя, более-менее начитанного, может сразу же замкнуться такая ассоциация: человека сослали в Сибирь.

– Нет-нет. Я был парторгом курса, должен, обязан был подавать пример остальным. Как ни банально это звучит, но всё на деле было именно так. Надо ехать, раз надо. Значит, какие могут быть разговоры.    И поехал. Между прочим, когда я написал рапорт, хочу туда ехать, за мной рванула толпа – все захотели, человек двадцать, а было только всего два места. Два! Своего рода – конкурс.  Можно сказать – маленький штрих к портрету большого, хотя и разного, конечно, времени.

– А что хорошего там вас ждало тогда? Оклады жалования повыше были?

– Ну, да не в этом дело. Точнее, не только в этом. Действительно, были там полтора оклада, какие-то льготы. Выслуга – год за полтора. Но об этом я меньше всего думал. Большинство из нас  чувствовали себя людьми государственными, в погонах, в распоряжении огромного общего дела. Так что торговаться было как-то не принято – мол, хочу не хочу, буду не буду.  И ещё – открывались огромные просторы страны, и не в кино, а в реальной жизни. Тянуло туда. Было, конечно, и тревожно и радостно. Было интересно.

– Но сами-то Вы не сибиряк?

– Ну, конечно, нет.

– Значит, Вас ждали какая-то другая обстановка и атмосфера, можно сказать – цивилизация, другие просторы и другая структура преступности?

– Это и было самым интересным. Во-первых, я моряк, человек с привычкой к большим переменам и перемещениям. Как в песне: «По морям, по волнам, нынче здесь – завтра там».  Засиделся на месте, поработаю в Сибири. Получил назначение в Центральную Сибирь. Красноярский край, это как раз центр, Енисей… Опять-таки, в этой книге все описано.

– Ну, а оттуда?

– Вышло так, что у меня сын заболел. Заболел тяжело. Лежал в  больнице 6 месяцев. В   Одессе. Я, конечно, подал рапорт. И и уехал в Одессу – надо же было спасать ребенка. Приехал, лежит в больнице, постоянная температура, ему все хуже, хуже, хуже. Ему было 3-4 года. Ну, и я Вам должен сказать, что помогли мне. Перевестись практически обратно было невозможно. Меня нужно было уволить. Но был такой у нас в школе милиции преподаватель –  Кауфман Григорий Ильич. Военный юрист, он работал в трибунале, у нас преподавал уголовное право, процесс. И я пришел к нему: такая у меня ситуация. А преподаватели тогда поддерживали связь с выпускниками постарше, кто уже окончил и служил. А он знал хорошо Щуровского – в то время был замом по кадрам. И он пошел к нему, говорит «Парень хороший, приехал… Уволят  сейчас. И всё». И Щуровский позвонил Грабежову, начальнику УВД Красноярского края.  

– Начальник УВД по фамилии Грабежов?

– Начальник УВД по фамилии Грабежов?

– Да. В Красноярском крае.

– Вот уж, как в классической литературе: фамильная характеристика… Вот Щуровский с ним и поговорил, расспросил обо мне, о моей службе. И он дал согласие, отправил мое личное дело в Одессу, Через месяц вышел на работу в уголовный розыск, аппарат розыска города.

– Значит, Вы еще с Вячеславом Васильевичем служили?

– Да. Это ж мой был начальник, Вячеслав Васильевич Бордяков,  прекрасный человек. И вот, вмешались в мою жизнь старые опера. И они   похлопотали, нашли какого-то доктора, врача по фамилии Хаит, специалиста по этому профилю.  И он посмотрел ребенка, говорит: «Никакого туберкулеза нет. У него инородное тело в легком». И он в то время, – это 1977 год, – делает операцию, зонд  в легкое и находит семечко от яблока. Он его удаляет и удаляет эту опухоль. «А теперь у Вашего сына, – говорит, – воспаление легких обыкновенное».  Интересно, что лет через 20 его встретил, когда Сережа мой уже моряком стал, капитаном почти, а доктор Хаит –  профессором.  Маленькая человеческая история, может быть, особого отношения к нашей теме и не имеет. Но из маленьких историй чаще всего складывается судьба человека.

– А лечили от туберкулеза?

– Целый год лечили! А потом сын окончил судоводительский, высшую мореходку, комиссии все прошел, и все в порядке было.

– Ну, Вы сразу в уголовный розыск?  Были, наверно, варианты какие-то в Одессе?

–  Я вообще проходил практику в «водном» отделе милиции, когда я учился, и должен был туда направлен быть на работу. Отмотаем плёнку назад: почему я попал в Сибирь?

– Это порт или ЧМП?

– Порт. В порту была милиция. Я там по ходу  практики, раскрыл убийство какое-то, в группе мне понравились ребята. И они просили, чтоб УВД направило меня к ним на работу. Сам тоже туда хотел.  А УВД отказалось направлять. Это тоже способствовало моему «Сибирскому» решению. В этой книге я  пишу, как  потом вернулся в пароходство, как я стал начальником службы безопасности ЧМП.

– Но до этого пришлось поработать здесь, в угрозыске.

– Слава Богу, 20 лет с лишним. В Сибири, в Одессе, в Белгород-Днестровском, в Измаиле. И  снова в Одессе, в Днепропетровске. В Москве учился я в академии, а после академии получил назначение  в Днепропетровск,  замначальника УВД по Западному Донбассу. Там тоже я занимался розыском,  раскрытием преступлений – убийств несовершеннолетних девочек маньяком.  26 убийств было.

– Серийные?

– Серийные, да. Этот период я  в третьей книге описываю. Я не расшифровываю некоторых подробностей и деталей, где это, что. Потому что там затрагиваются живые люди, и когда мы раскрывали эти преступления, нам кто-то помогал. Был даже случай, когда знаете, там был  девочка сдала своего отца, что он совершил эти преступления. Мы  за ним наблюдали, следили, потом его брали.  Такой рассказ, прочитайте,  короткий рассказ, как расследуются и раскрываются преступления с маньяками.

– То, что вы написали –  художественная литература, не методическая по раскрытию преступлений?

– Ну, о степени художественности не мне судить. Но все, что я там пишу, в этой книге, все  – правда. Там нет ни одного слова вымысла.

– Но будущие полицейские могут там что-то почерпнуть чисто профессионально?

– Естественно. И как ориентироваться в разных ситуациях, так сказать, и в жизни. Действующие преподаватели, которые преподают, говорят, что я там описываю методику немножко на грани фола, нарушение законности там какой-то, Возможно.  К примеру, вот  я работаю с агентом в КПЗ в Одессе – там есть рассказ у меня – у него 40-летие, День Рождения. И  я разрешил ему пригласить жену, детей, маму, накрыли стол, все его поздравляют. Он так расчувствовался, говорит: «Я тебе не хотел говорить. Я знаю, кто совершил это тройное убийство». Говорю: «Кто?» «Пацан, который со мной в камере сидит». «А что ты мне не сказал сразу?» «Жалко мне его, – говорит, – было». Он так расчувствовался: «Хочешь, я тебя сделаю из лейтенанта капитаном сразу?».

– Занятная история. Дело прошлое, Но это и впрямь было, в какой-то мере нарушением, потому что закон не предусматривает…

– Конечно. Накрыл стол в следственной камере, водка, шампанское, торт, колбаса, жена пришла с детьми к нему, с мамой, накрыли поляну. Я с ними сел, рюмку выпил, поздравил и все.

– Т.е. ради торжества закона иногда случалось  нарушать закон?

– Мне хотелось его отблагодарить – он помог раскрыть очень много преступлений, причем такие… особо опасные рецидивисты, на срок 15 лет…

– Т.е. он стал сотрудничать?

– Ну, естественно. Ему бросили в камеру пацана, бросили 7 человек по тройному убийству в центральном районе – там убили двух мужиков и женщину. Вообразите: 5-летний мальчик на улицу вылезает весь в крови, мы туда – а там три трупа. Если бы я не пошел на это нарушение, он не сказал бы мне. Он же жлоб все-таки, бандюган, ему жалко, конечно,  было того пацана сдавать. А   тут он «поддал» немножко… Бордюков прибежал ко мне,  меня – к Богданцеву, который был начальником горУВД.  К начальнку областного управления – к Водько.  Ясинский был прокурором области. Через полчаса они были  в моем кабинете. Явку с повинной пацан написал сам, никто не помогал. Это у него был последний визит в КПЗ для оказания нам помощи, и он уезжал на зону на 15 лет.

– А начальство знало о…

– Нет, не знало. Зато какое преступление было раскрыто! Если бы я не рискнул… А потом, самое интересное, начальство собрались у меня в кабинете все, Ясинский говорит «Ну, давай, зови  этого агента, мы его поблагодарим с генералом». А  он у меня выпивший. Думал, сейчас узнают – убьют меня. Я говорю «По легенде, он у меня сейчас вернулся в камеру. Я не могу сюда его позвать». Генерал: «Какая легенда? Тебе сказал – сам прокурор области давай сюда этого агента». Я прихожу к нему, говорю: «Слушай, Сережа, тут такое дело… Ты хоть стой нормально». Сережа зашел, стал по стойке смирно. А они на стол накрыли у меня в кабинете, «обмывают» убийство раскрытое. И прокурор берет, стакан коньяка наливает этому зеку: «Благодарим тебя. Выпей стакан». Он: «Не-е, прокурор, я не пью». Он стакан этот коньяка выпил – его развезло, он и так был пьяный. А они говорят: «Что значит, человек не пьет».

– Он мог и чего-то лишнего наболтать спьяну…

– Рассказ об этом  написан, в книге это все  есть.  Во второй части. Пусть читатель сам разберётся. Там я описываю где-то 10 источников, которые со мной работали – характер их, способ, метод.

– Ну, а могли бы Вы сейчас сказать, что, поскольку будущим сыщикам,  сотрудникам, следователям, что такие методы  ради ускорения процесса можно рекомендовать?

– Я, выступал перед курсантами. Я вел когда-то официально уроки так называемой внутрикамерной разработки. О нарушении ли  закона идёт речь? Контакты искать с агентом необходимо, понимаете? Давайте припомним диалог Шарапова и Жеглова в  сериале «Место встречи изменить нельзя». То, о чем я пишу и о чём сейчас зашел наш разговор, имело место задолго до выхода на телеэкран этой ленты. А суть – одна. Почему, мол, у Глеба всё так ловко получается, а у Тараскина – нет? Потому что Тараскин не знает правил Глеба Жеглова. Так что я тогда, сам того не зная, придерживался правил Глеба Жеглова. Нужно, чтобы он там, в камере, чувствовал, что вы его уважаете, что вы с ним действительно искренние единомышленники, друзья какие-то. Я ему помогал находить родственников. Должна завязаться… ну, не дружба, конечно. Но что-то вроде.   Если этого  не будет – возможно, и не будет ценной оперативной информации. Ну, кто-то может сдать кого-то со злости,  назло кому-то, или там какую-то пакость сделать. Они,  знаете, тоже не сильно разговорчивы. Если ты хочешь, чтоб агент тебе все рассказал, между вами требуется тепло.

– Он должен стать агентом сначала, а как…

– Это уже другой вопрос, как делать агента, понимаете? Это уже другая тема совсем. Конечно, есть разные варианты – есть на фоне компроматериала, есть на фоне тёплых человеческих, нормальных отношений.

–  А давить можно на него?

– Тогда может ничего не выйти. Или он тебе разово поможет и больше не будет с тобой сотрудничать. А если ты завязываешь с ними отношения какие-то такие, ну, нормальные…

– Это ведь касается не только тех, кто в камере сидит. А те, скажем, кто… человек преступного мира, но он ходит на свободе пока. Он   тоже может быть агентом? Там другая метода, наверно?

 Ну, знаете, это уже такая тема очень узкая. О многом из того, что подлежит открытому чтению и  обсуждению, читатель узнает из моей книги. Как некие люди  стали агентами, как они работали, какова методика. Один заходил в камеру, рвал себе зубами вены, кровь брызгала во все стороны – эти сокамерники падали с перепугу.  Он потом их строил: «Кто здесь со мной сидит?!» Представляете? Т.е. вот такие были. А другие давили своим авторитетом, а третий, допустим, просто сидел и молчал,  все время, читал какие-то книжки – ну,  такой умный, профессорский вид делал, что тот, кто с ним сидит, хочет с ним посоветоваться.

Если мы толкуем об  агентуре, Вот ты ходишь по участку, в одном киоске покупаешь все время, допустим, сигареты. Ну, прошелся и вернулся, поговорил, она, продавщица, знает, что ты – мент, ну, общайся с ней просто, заведи какие-то нормальные человеческие отношения. Ну, подумаешь, она – продавщица киоска, а ты – суперагент уголовного розыска. Пройдет месяц-два, и ты можешь ее спросить: «Маша, а ты не видела там толпу какую-то…?» Она охотно  расскажет, что  видела и слышала. Ну, вот  у вас уже завязались какие-то отношения, приятельские. На 8 Марта пришел, цветочек ей подарил, флакончик  духов…

– А из табачной лавки всегда много видно.

–  А потом через год-два ты уже можешь ее готовить себе как объектового агента. Или она, допустим, обслуживает какую-то точку, где водка продается, зеки покупают себе там что-то, и что-то видит-слышит. Или  сбывает похищенное, краденое. Вот так оно должно быть, а не просто поймал кого-то, «А ну, давай, работай  на меня, иначе я тебя…».

– Союзпечать, наверное, сигареты, газвода, официанты, они во всяких местах стоят, где…

– Все зависит от человека. Нельзя же поймать кого-то, потому что он работает официантом и сказать «А ну, будь моим агентом». Пусть и было какое-то преступление в ресторане, ты проводил какой-то опрос, с кем-то общался…

– А, кстати, девицы легкого поведения тоже являлись…

– Практически все. Я Вам скажу, по большому счету, даже  преступные авторитеты…  практически   были агентами милиции. Но, когда попадали они в места, не столь отдаленные, сразу шли и стучали.

– Действия сотрудника все-таки, носит он форму или нет, лимитированы уставами, положениями, инструкциями, законом и пр. Контакты с преступным миром, с его представителями тоже лимитируются определенными инструкциями. Но это же «живое» дело, все инструкция не может предусмотреть. Возможна ли эффективная борьба с преступным миром без контактов с преступным миром?

– Конечно, нет! А агентура где? А оперативная работа где?

– Разведка.

– Я Вам скажу, все зависит от человека, который строит эти отношения. Вот я могу сегодня привести замечательный пример. Это правда,  знают все бандиты города. Они знают, что я – Трапезников  Владимир Ильич,  старый розыскник. И когда-то Карабас обратился ко мне с просьбой (тогда он был просто Карабасом, его сын попал с «дозой» в райотдел). Приходит ко мне мой агент, говорит «Володя, слушай, вот ты – отец, у тебя два сына. У моего товарища тоже два сына. Пацан с «дозой». Ну, можешь дать команду, чтоб его выгнали? Это моя просьба личная». Я должен как-то идти на какие-то уступки своему агенту, чтоб он чувствовал, что он тоже имеет какой-то авторитет. И снял трубку: «Ваня, там сидит пацан. А ну, выгнал его быстро!» Я же замначальника УВД города. Раз – и выгнал. А это сын Виктора Палыча. Это был 1988 год. Повторюсь: еще не был Карабас Карабасом – тем, кем он стал через 5 лет. Через три дня приходит ко мне мой агент, приносит мне пачку денег, 10 тыс. рублей, говорит: «Володя, вот Карабас тебе передал “спасибо”». Я говорю: «Ты что?»

– А оклад, наверное, был у Вас рэ 150 или 200?

– Не, ну, тогда оклад замначальника УВД был где-то рублей 400.

– Ну, не 10 тысяч? 4 – 5 тысяч «жигуль» стоил. 6 – 8 – «Волга».

– Так два «Жигуля». Я говорю: «Володя, забери эти деньги и даже не подходи ко мне». Он возвращается с этими деньгами к Карабасу, Но Виктор Палыч меня запомнил на всю жизнь как порядочного мента. И вот спустя много лет, когда я ушел из милиции, он стал Карабасом знаменитым, я открыл свою юридическую охранную фирму «Спартак», самую первую в Одессе. Да? Помните?

– Так у Вас же кто-то из бывших сотрудников…

– У меня все были. У меня все были менты наши бывшие, пенсионеры. А Карабас собрал всех бандитов и говорит: «Если я узнаю, что какая-то падла подойдет к фирме, где работает «Спартак» Трапезникова…». Но он же не рассказывал, почему. Понимаете? Вот для меня он сделал такую рекламу! Потом приходили ко мне работники милиции (а у меня визитки «Спартак», Трапезников, полковник на пенсии): «Дай пару визиток!» «На, бери». «Дай мне штук 20». «Зачем тебе эти визитки?» «Я сейчас скажу тебе по секрету». А он был начальником Малиновского райотдела. Говорит: «Я иду по базару, а знакомых же много, а мне все: “Анатолий Анатольевич, ну, помоги, чтоб бандиты не цеплялись”. “На визитку – и никто к тебе не подойдет!». Когда к ним подходили бандюганы – «Фирма “Спартак”, Трапезников, крыша», и бандиты сразу уходили. Такая моя история была с Карабасом. Представляете?

– Тем не менее, значит, неформальные контакты…

– Но я никогда его не видел, никогда с ним не встречался. Но это мы лезем в такие дебри! Я не хочу это трогать, потому что у нас после этого многие  начальники УВД продались этим авторитетам. Я никому не продавался. И он меня уважает. И меня уважают  бандиты сегодня. Если хотите, можете интервью взять у бандитов.

– Кстати, если Вы бы тогда взяли, то «там» бы узнали об этом?

– Я об этом не задумывался. Я никогда не брал. 100% узнали бы, потому что тот агент, который работал на меня, работал еще и на СБУ.

– Себе дороже. Хотя сумма хорошая – 10 тысяч по тем временам, красивая сумма. Как говорят в Одессе, согласен на любую половину…

– По тем временам 10 тысяч… это можно было себе машину купить хорошую. Но я не того поколения был, понимаете?

– Кстати, о поколениях. В Вашем поле зрения несколько эпох, можно сказать: когда сам начинал, когда служил, когда уже был в чинах, когда в отставку вышел. Вот нынешние полицейские, о которых многие граждане  говорят – плохо они работают в основном, это не работа! Но ещё  говорят, а вот раньше  работали хорошо, но милиции  было легче работать – преступность была очень наивная… А вот сейчас, когда пошла пляска миллионов, милиция бы  не сработала.

– Ким Борисович, это немножко не так. Когда я начинал свою службу, меня встречали в милиции опера, майоры, подполковники, бывшие фронтовики, люди, знаете, старой закалки, и они нам преподносили по-хорошему эту работу.

– Они и без образования были?

– Без образования. Был такой… Вы должны были знать его… Илья Савельевич Лукашевич, старый сыщик, все бандюганы его уважали. Он мне передавал свою работу с камерной агентурой в городе Одессе, когда я приехал с Сибири. Была какая-то преемственность. Когда я стал замначальника УВД, приходит ко мне Лукашевич (он же не знает молодых полицейских, ему права надо было поменять),  и говоришь «Вы что! Мы все сделаем!». Он говорит: «Володя, так приятно!» Взять сегодняшнюю молодежь – она приходит на работу, и у них нет таких учителей, которые их встречают, как меня фронтовики встречали, открытая душа.  Нет такой школы преемственности у них, к сожалению.

– Кстати, они оканчивают университет все.

– Я Вам скажу, молодежь прекрасная. То, что говорят, молодые полицейские плохие – все это брехня на постном масле.

– Но многие граждане недовольны работой полиции.

– А когда были довольны работой полиции? Да никогда не были! Смотрите, вот такой пример классический. Когда Петру I написал прошение старший полицмейстер «Прошу повысить зарплату моим жандармам». Что написал Петр I? До сих пор документ этот хранится. Дословно: «Сия каналья и сама себя прокормить!» Это резолюция царя была. Такое отношение сохранилось. Сейчас, конечно, зарплата у полицейских относительно нормальная: 16, 18, 20 тысяч у опера, следователя – это неплохие зарплаты. Это конечно, не «супер», если учесть специфику работы и степень риска, но неплохо.

– Но Вам и не снилась, когда Вы начинали.

– Я получал зарплату начальником розыска в Белгород-Днестровском – 120 рублей. У меня была жена, двое детей. Я не мог себе костюм купить на эти деньги, мне мама с папой с пенсии собирали деньги, чтоб купить сыну, начальнику розыска, костюм. Поэтому и говорю: сегодня зарплата неплохая и молодежь хорошая, но… как Вам сказать… школы нет. Помните, когда еще зарождалась советская милиция, они оставляли бывших полицейских, старших, царских  сыщиков…

– Сначала поувольняли, а потом призвали обратно.

– А потом выгнали снова.

– Прервалась связь времен.

– Прервалась. Вы знаете, нынешние… они очень туго… как Вам сказать… Ну, почему-то у многих современных начальников понятия нет об этой самой связи времён. В любом деле, в том числе и в нашем, есть те, кого народ называет мастерами.  Сама жизнь, судьба, природа выращивают, формируют мастеров очень долго. Это – носители бесценного опыта. А он вдруг никому не нужен. Это и некрасиво, и бесхозяйственно – отбрасывать такой капитал. Вот и прерывается связь.   Вот я пишу книги. Для этого и пишу.  Но ведь не все мастера – писатели. Лично я чувствую уважение, внимание, мне   дают возможность общаться с молодежью. Но бывает, говорят: «Ты, Ильич, знаешь? Нельзя всех позвать. Вот мы позвали одного ветерана– он понес такую чушь нашим молодым!»

– Ветераны разные…

– Конечно, ветераны тоже разные. Разными путями и по разным причинам когда-то приходили на службу. По-разному служили.  И уровень у них тоже разный. И всё же в любом деле ветеран – в основном и чаще всего это мастер.

Вот я смотрю, сейчас, бывает,  выступает полицейский и ругательски ругает  молодых полицейских. А   я его хорошо знаю, знаю. Знаю,  как он работал! Плохо работал, хуже, чем нынешние.

– Но в целом, когда Вы служили, все-таки в народе в авторитет народной милиции в принципе был довольно высоким. И  считалось, что это довольно надежная структура.

– И тогда, и сегодня – всегда ругали милицию. Авторитет милиции почему сейчас пошатнулся? Потому что начали милицию втягивать в политические вопросы. Это же ненормально! Смотрите, поменялся начальник УВД, пришел новый, раз – всех поснимал, поставил новых. Начальников милиции поснимал, замов поснимал…

Я  не сторонник того, что нужно ругать молодых полицейских. Они, многие, прекрасные ребята! Но у них недостаток – какой? Раньше в милицию брали только тех, кто служил в армии, а сегодня взяли пацана со школьной скамьи, посадили, отучили и выбросили. У них не хватает жизненного опыта. А жизненный опыт, он не приходит, знаете,  как-то так вот, откуда ни возьмись.

– И всё же, ваше отношение к разговорам о том, что в прежние времена, до «Пляски миллионов», преступность была… ну, мягче, что ли, даже наивнее. Другая преступная структура…

– Я Вам скажу, это не так… Изменилось само явление преступности. Что мы имеем на сегодняшний день? Мы имеем среди депутатов, ранее судимых, мы имели президента, ранее судимого. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Причем – не за политику, статьи грязные, уголовные.

– Вы понимаете, вот я встречался в одном заведении общепита с преступным авторитетом однажды и чисто случайно.  Вдруг ко мне подходит некий человек и говорит: «С тобой хочет поговорить Александр Иванович, очень уважаемый авторитет в городе». Нам столик накрывают отдельно, телохранители за его спиной, мы сидим, разговариваем, он мне говорит: «Ильич, я о Вас много слышал и Виктор Палыч мне о Вас рассказывал. Вот Вы мне скажите, почему такая милиция плохая стала?». Это было 10 лет назад, когда мы с ним на эту тему говорили. Я говорю: «Причин-то очень много». Он говорит: «Мы, бандиты, из-за этого переживаем же!» Я говорю: «А что такое?» «Если надо кого-то убрать, мы не можем его убрать. Он пошел и откупился. Знаете, на что похожа стала ваша милиция? Ваша милиция стала похожа на супермаркет. Заходишь: дело по наркотикам столько-то, по угонам – столько-то». Это мне бандит говорит.

– Цена вопроса.

– Да. Цена вопроса. Это  говорит преступный авторитет, мне – полковнику милиции. Представляете, это какое же было у них восприятие вот этой милиции! Это было 10 лет назад! Так вот те ребята, которых повыгоняли 10 лет назад и сейчас ругают молодых полицейских, вот многие из них  были такие уже и 10 лет, и 20 лет назад. Вы понимаете, Ким Борисович? Они были испорчены еще в 1992 году.

– Но дело-то свое знали, показатели были в борьбе с преступностью.

– У нас появилась плеяда продажных официальных лиц, купленных генералов и начальников управлений. Поэтому, когда эти генералы сегодня начинают критиковать эту полицию, я даже не хочу их слушать. Они не имеют права критиковать молодых полицейских. Пусть они критикуют начальников, если хотят, а молодых полицейских трогать не надо. Им надо помогать.

– Теперь вопрос. Поскольку мы пляшем от книги, а надо, чтоб читатель понимал, зачем ему нужно  ее получить и прочитать. Вообще, жанр детектива очень популярен. В какой мере эта книжка содержит детективный элемент, остроту сюжета, раскрутка? Чтобы читателю было интересно.

– Когда-то много говорилось о реализма в литературе, в искусстве, в фильмах. Вот здесь, все, что я пишу,  чистейший реализм – без примеси. Это было в жизни на самом деле. Тут нет выдуманных ситуаций.  Никакой фантазии. Или попросту: без вранья. Мне и не приходилось что-нибудь особенное придумывать – всё придумала сама жизнь. Т.е. рисунок с натуры, как оно было на самом деле – плохо, хорошо, я не искал там каких-то геройских жестов для себя. Выгляжу, вероятно, по-разному, но я не супермен,  обыкновенный человек. Что было, то было. Вот это отличает мои книги, в том числе  эту новую,  от современных этих детективов. Я Вам скажу, молодежь читает, ветераны читают, бабушки читают, дедушки – и в нравится, потому что они видят жизнь. А читать  иные современные детективы, смотреть такие сериалы… Я  не могу.

– А почему?

– Потому что  вижу, простите,  брехню, выдумки. Вот это  понасочиняли. Вот сейчас скажу – многим не понравиться, а всё равно скажу:  начиная даже с фильма «Место встречи изменить нельзя». Ну, оно же в жизни так не бывает! Оно конечно, литературоведы, искусствоведы нам толкуют о «Правде жизни» и «Правде искусства». Что между ними есть и должна быть разница. Что касается меня, как автора,  пишу  так, как было  и бывает.

Ну, вообще говоря, война с преступностью, та же война. А на войне и о  войне, особенно после неё, как-то принято приврать. Как бы без этого нельзя.

– Возможно. Но  я пишу  так и бывает. Как было на самом деле.  Я  рассказал, к примеру,   как мы банду брали. Про банду, скажем  Шутинова. Она потом освободилась и…  снова стала бандой. И после  их задерживал Коля Андреев. Купили многих в  милиции, на подачках жила  милиция Овидиопольского района. Представляете «художества» той  банды, которую я, и мои сотрудники посадили,  уже через 15 лет гуляли во всю… А если бы я, и такие как я,не ушли, они бы не поднялись второй раз, потому что у меня в голове они были все. И не только у меня, но и у тех наших. Поразгоняли нас.

Спустя 15 лет  приезжаю в Белгород-Днестровский, я был начальником инспекции у генерала Керницкого. Захожу в ресторан в Белгород-Днестровском – пообедать с замом по оперчасти, со своим коллегой бывшим. Мы садимся за стол, а в углу сидит гоп-компания человек 10-15, матюкаются. Я говорю: «Саша, что это такое у вас?» Когда я был замом в Белгород-Днестровском или начальником розыска, заходил в ресторан – Ким Борисович, я не хочу хвастаться – они или подымались, и их ветром сдувало, или  сидели тихо, дышали ровно. Как положено      в общественном месте. Я даже сегодня не могу переносить такое. Вот это отношение нормального, честного полицейского, обыкновенного полицейского, который должен так себя вести и в жизни, и на работе. А в кино, по ТВ показывают как? Полицейский после службы… Это же бред сивой кобылы! Не может полицейский шататься на досуге  по ночным клубам и пьянствовать. Это просто противоречит его образу жизни, его мировосприятию.

А молодежь у нас – разная. В основном – хорошая, только попадают они в руки плохих начальников, которых не учили нормальные учителя. Вот это самое главное. Та самая прерванная связь времён. закончу. Я когда был восстановлен в 2006 году,  попытался делать водную милицию, потом меня сократили, и я начальником инспекции работал. Пришел Керницкий, говорит: «Давай возродим эту оперативную работу, камеру». «Ну, давай». И мы с Митрофановым стали проводить занятия с молодыми операми. Позанимались две недели с ними, рассказали, как это делается, эти все «жмурки» с агентами, как в камере, как в коридоре, как в машине разрабатывать. Они потом нам говорят: «Знаете, что, Вы нам все это порассказывали, а наши старшие опера и начальники розысков ничего этого не умеют и не знают».  Представляете?

Мы собрали всех начальников розысков области и города, а также старших оперов, и с ними две недели занятия проводили. И выяснилось: замы по оперативной части, иже с ними, совсем этой работы не знают. Это 2006 год!  А потом они шутили: «Вы еще начальников наших соберите – те вообще ничего не знают!» Вот так.

Ну, начальников решили не трогать – они уже забыли, что такое оперативная работа. Я встречаю некоего полковника, он на моем месте работал лет 10 назад в УВД. Я ему говорю: «Ты как, по камере крутишь?» «Зачем мне это надо? У меня есть корефан, сидит в СИЗО, он смотрящий там. Если что-то нужно, я ему звоню в тюрьму: «Там попал к тебе пассажир. А ну, раскрутите мне его на эту тему!». Это он мне говорит, представляете?  Это Вы представляете, что такое? Они отказались от оперативной работы, а пошли работать на прямые контакты с бандитами, чтоб те им за пачку сигарет, за бабки раскручивали кого-то. Ну, они ж тоже вряд ли кого раскрутят, во-первых. Во-вторых, это просто преступление.

– Самодеятельность.

– То, что я накрыл стол в камере – это хоть и «на грани», но в пределах. нормально, а вот то, что замначальника УВД идет на контакт с бандитом –  это уже не оперативная работа.

– Они не фиксировали эти контакты, а просто себе приписывали раскрытие и все.

– Вопрос не в этом. Но Вы понимаете, есть разница между накрытым столом агенту в КПЗ и когда полковник берет и звонит какому-то преступному авторитету, за которым еще  множество  нераскрытых преступлений…

Вот, я увлёкся. Читатель сам прочтёт обо всём этом и о многом другом в новой моей книге. А если пожелает – потом и встретимся, и поговорим. Будут вопросы – отвечу.

Автор Ким Каневский

Подписывайтесь на наш Telegram канал: https://t.me/lnvistnik
Почта для обратной связи: info@lnvistnik.com.ua

Якщо ви знайшли помилку, будь ласка, виділіть фрагмент тексту та натисніть Ctrl+Enter.

One thought on “По правде жизни…

Комментировать